Love and peace - or ban and hiss!
Показ отложился на 2 часа, и, проводя это время максимально бездарно, решила зайти в Годвилль. Ай, какие люди...
Заметки о дуэли в поле: Сэйлор Сью и Captain Jack Harkness встретились в поле, поспорили о том, чьё божество лучше, и плавно перешли к рукоприкладству.
Переписку во время схватки даже стирать жалко - подначивали друг друга больше, чем били. А как еще, спрашивается, было с ним сражаться? Проиграла моя героиня, зато я развлеклась.
Из позитивных: там же, в Годвилле, набрела на сборник поэзии, посвященный Водяной Вороне. Стихи отпадные (в большинстве своем), процитирую здесь, т.к. ссылка на летопись героя без регистрации, кажется, недействительна.
Автора (демиурга) там зовут Гендальф Серый, его герой - Барбара Бри, название гильдии самоочевидное.
Читать с конца.
читать дальшеДвадцать четвертая Песнь о Вороне
Что дует на улице – норд или зюйд? Вороньи глаза, словно фары – её донимает охотничий зуд и гонит вперёд на сафари!
В душе её воет охотничий рог, звучат залихватские кличи – и быстро редеют ряды недотрог, иной зазевавшейся дичи!
Ты прекраснодушие дома оставь, с трофеями-жертвами просто: всех тех, за кем зорко следила с моста, Ворона терзает под мостом!
Подобным азартом шокирован свет: в чём баг или, может быть, фича?.. А есть, между прочим, разумный совет: будь другом ей, а не добычей.
Двадцать третья Песнь о Вороне
Сверчки и цикады поют на мосту простые весёлые песни, и слышно отлично их всем за версту, а может быть, даже за десять.
И вторят лягушки им из-под моста сверх-оптимистическим хором. Ценителям слышится в том красота, возможно, слегка с перебором.
Певцов стороною обходит беда, ряды их не знают урона – защитой надёжной им служит всегда клюв орденоносной Вороны.
Природная благоприятна среда, партнёров хватает и солнца… Быть может, они для кого-то – еда, ну а для Вороны – питомцы!
Двадцать вторая Песнь о Вороне
Когда не придуман был первый закон, чернила равнялись белилам, яйцо пребывало в начале времён, и что-то внутри шевелилось.
Дракон ли предъявит Вселенной свой хвост, и всё задрожит, замирая? Змея ли внедрится под будущий Мост, что станет дугой меж мирами?..
Нет, в этом яичке Ворона была и, клювом скорлупку раскокав, расправив неспешно два чёрных крыла, моргнула всевидящим оком.
У птицы задача с тех пор непроста: кричит она “Будьмо, лехаим!” , когда посещает перила Моста да и под Мостом отдыхает.
Любой, если даже устал, полужив, воспрянет и духом, и телом, ведь вызвалась Вечности верно служить недаром Ворона всецело!
Двадцать первая Песнь о Вороне
Повсеместно лютует зима, стынут мысли в недолгом полёте. Чем наполнили мы закрома, что закусим заначкой солёной?
Увеличился чуточку день. Видя в этом прорыв позитива, нам отнюдь согреваться не лень после знатных свершений спортивных.
Выступая в костюме простом, в полынье закаляться полезно, не примёрзнув ко льду под мостом. Чёрный феникс – не феликс железный.
В этот холод не в минусе мы от январской работы топорной. Расклевав половину зимы, и вторую осилим, бесспоррно!
Двадцатая Песнь о Вороне
Вы тайну узнайте у чёрных дроздов, у тополя тоже спросите – зачем золотишко таскает в гнездо и мочит своё паблисити Ворона упорно, молвы не боясь, со страстью почти ненасытной? Кто установил здесь незримую связь и манкой небесной посыпал?
Ответ будет найден забавен и прост, хоть, может, не с первой попытки – Ворона слагает мифический мост из тщательно пригнанных слитков! Как будет окончен, так блеск за версту ослЕпит окрестные окна; приятно посохнуть на этом мосту, под ним хорошенько помокнув!
Девятнадцатая Песнь о Вороне
Поставлю свой авторитет на зеро, и стих понесётся аллюром: ворона известна блестящим пером и твёрдым до ужаса клювом.
Сомнительный хлам у людского жилья порою её привлекает, но песню слагаю во славу ея, той, что неизменна веками.
А всё потому, что она завсегда на хвори имеет управу – целИт её воздух, врачует вода, колышут лечебные травы.
Сидит ли ворона верхом на мосту, лежит ли беспечно под мОстом, нельзя забывать ей ни про красоту, ни про сверх-здоровье по ГОСТу!
Восемнадцатая Песнь о Вороне
Посвящается предстоящей покраске неба Годвилля в изумрудный цвет
Охватил предполётный азарт, где тут вёсла небесной пироги? Хвост расправить и крылья – на старт, вниз уходят мосты и дороги!
Задираются головы и шапки долу летят удивлённо, озирает владенья свои с высоты Водяная Ворона.
Ни от пряников, ни от плетей не завися страстям на потребу, ей чертовски приятно лететь в изумрудном сверкающем небе!
Принимай же от верных друзей ворох искренних, тёплых грац-грацев, раз сумела им сделать презент и в любимый цвет небо раскрасить!
(рейс Копенгаген – Киев, высота 11500 м)
Семнадцатая Песнь о Вороне
Два орла по небу рыщут, как торговцы по мосту, позабыв о сне и пище, набирая высоту.
То второй, то первый выше, горизонта дальше грань… Вдруг орлам сорвало крышу – сбоку смотрит чёрный вран.
Жмут могучими плечами, клювы завистью свело… Им ворона отвечает, груз пристроив под крыло:
“Чужды мне и сплин, и снулость, но плюю я на “успех” и ни с кем не соревнуюсь, а лечу разбить орех!”
Шестнадцатая Песнь о Вороне
Также посвящается середине осени
Ещё не завыли метели, и не покосился плетень, но птицы на юг улетели все те, кто хотел улететь.
Герои, вернее, геройки здесь пёрышки чистят свои – остались вороны, да сойки, да голуби, да воробьи.
Но кто церемонится с ними? Лишь вьюга споёт “I love you”, как даже гордячки лесные прижмутся к людскому жилью.
И только воронам всё пофиг. Они, не теряя лица, как истинно-чёрные профи, шныряют, где вздумается.
И завтра с развесистой кроны, заядлый и стойкий фрондёр, задумчиво каркнет ворона о том, что и это пройдёт.
Пятнадцатая Песнь о Вороне
С доисторической поры незримой связанные цепью, кругом вращаются миры с какой-то целью иль бесцельно.
Стремятся реки впасть моря, и берега мосты сплетают, а на мосту, зрачком горя, сидит Ворона непростая.
И в трансе очень непростом для клюва остроты и зренья порою даже под мостом своё полощет оперенье.
И смотрит, смотрит на Луну с увеличением стократным, где чётко видит Мышь одну, что прогрызает новый кратер.
Когда ж отвалится кусок, и лунный сыр на землю прянет, Ворона совершит бросок и не упустит этот пряник!
Четырнадцатая Песнь о Вороне
Гордо реет буревестник, глупый пингвин робко прячет, а вороне интересней как-то действовать иначе.
То на мост она залезет над седой равниной речки, то, сославшись на болезни, под мостом усталость лечит.
Земноводные и рыбы в страхе и недоуменье – предсказать едва ль смогли бы той вороны поведенье!
То взовьётся чёрной чайкой, то мчит вниз, как на ракете… Рандом функции случайной круче всех на этом свете!
Тринадцатая Песнь о Вороне
Светает нескромно, и прячутся звёзды. Чернеют на кронах лохматые гнёзда.
Как кляксы на белом, они расцветают, но всё ж не пределы вороньих мечтаний.
Иные вороны и днем, да и ночью вселиться в хоромы, естественно, хочут.
Ведь очень неплохо, дают крест на пузе, в солярии сохнуть и мокнуть в джакузи.
Товарки ж им: “Твари, верней, люби друзи, нам солнце – солярий и дождь нам – джакузи!”
Двенадцатая Песнь о Вороне
Ждут ночью во сне то кошмары, то рай, возможности дрёмы огромны. Как бабочке снится порой самурай, так снится Лисица Вороне.
Усы, и клыки, и метлой рыжий хвост, и шерсть вместо глянцевых перьев… Но есть всё равно восхожденье на мост в любой из бесчисленных серий.
Ты зверь или птица – да в этом ли суть? Кто снится кому – не распутать. Но есть место силы, и ноги несут на всех измерений распутье.
Избегнуть ловушек и в ауре дыр, от башен уйти и колодцев – и метафизический призрачный сыр реальным тогда обернётся!
Одиннадцатая Песнь о Вороне
(философско-лирическая)
Чем жизнь обернётся – победой, бедой – не ясно. Где правды мерило? Сидит, наблюдая туман над водой, ворона на мокрых перилах.
А после, едва заалеет восток, и звёзды построятся по три, ворона тихонько лежит под мостом, в своё отражение смотрит.
Что видит она в шевелении волн, в игре переменчивых бликов? Рыбацкие снасти, корова и холм, и мельницы сруб невеликий…
Шуршит, не спеша, мироздания том, потери суля и подарки… Что выпадет? Мы не узнаем о том, пока во всё горло не каркнет!
Десятая Песнь о Вороне
Мозаикой слов создаю я панно о сохнуще-мокнущей птице. Покоя не знает Ворона давно, движение не прекратится.
И этот сакральный процесс – не фигня, воспеть его лестно поэту. Не всякий прохожий сумеет понять премудрую двойственность эту.
Иные зациклены на “хорошо”, другие не меньше – на “плохо”. Ворона ж стремится всегда всей душой не быть “однобокой” и “лохом”.
Кто истину ищет в сраженьях лихих, кто – у заливного корыта, а птице, что вечно на стыке стихий, гармония мира открыта.
На запах камры неофиты – гуртом, для Ордена нет посторонних. Естественно, не удивительно то, что всё популярней Ворона!
Вива, Годвилль!
Я, друзья мои, радуюсь очень и сияю с ушей до кормы, ведь такого завёл тамагочи, что не надобно даже кормить.
Между тем, он донельзя прикольный, замечательно радует глаз. Я гляжу со своей колокольни и имею частичную власть.
Мириады потешных созданий наблюдаю, почти не ревнив… Он без устали монстров бодает и ведёт скрупулёзно дневник.
К бестолковости склонен и хрени, к пьянству, лености и мятежу, но отправлю его на арену и пранически там поддержу.
Если в схватках приходится жарко, и соперники трут в порошок, я могу сверху молнией шваркнуть или сделать ему хорошо.
Можно гласом призвать к обороне или гаркнуть, мол, землю копай, но, скорее всего, проворонит все советы аблотус тупай…
Потому что он – сами с усами, не боится ни битв, ни чудес и идёт по земле, как Сусанин, пробухавший свою GPS.
А потом, как слегка забуреет, может, влезет в какой Пантеон или в гильдии душу согреет, где собрались такие, как он.
Я могу не смотреть за героем – потихоньку и днём и в ночи всё равно в мою честь храм он строит, золотые копя кирпичи…
Не нужны здесь ни время, ни подвиг. Отряхните усталость и пыль, приходите и вы в славный ГОдвилль, уморительный ждёт вас ГодвИлль!
Девятая Песнь о Вороне
На пляж городской я недавно пошёл, где всё населенье потело. Брюнетка младая взобралась на мол и там загорала всем телом.
Купальное было прозрачно бельё, изящны ключицы и пятки. Треть пляжа смотрела в упор на неё, а все остальные – украдкой.
Любое движенье – экстаз и сюрприз, и приступ болезни кессонной… Брюнетка то молнией бросится вниз, то снова на солнышке сохнет.
То сохнет, то мокнет, то наоборот, уже голова как хмельная… А ну, угадайте (без лишних острот) – что мне это напоминало?!
Восьмая Песнь о Вороне
Бывают, девочка, и просто сны. (Зигмунд Фрай)
Едва смогла на мост взобраться ворона, гордо спинку выгнув, учёный мир в соплях и трансе не знает, как понять энигму.
Иметь ответ хотят нескромно, сильнее, чем барбос сосиску – что значит дуализм вороний, к чему ведёт подобный дискурс?
Какие тайны мирозданья здесь инь и ян переплетают, какие бездны обуздали те разной влажности хвостами?..
И я отвечу посторонним, конкретно проявив решимость: да просто мокрая ворона решила малость просушиться!
Седьмая Песнь о Вороне
Кирпично-поперечный, на совесть в дно зарыт, стоял мост по-над речкой с мифической поры. Такой былинно-длинный – имея два крыла, всего до середины птичь долететь могла.
А дальше пешим ходом шли долго до конца вороны, и удоды, и прочая птицА. Но с каждым днём всё больше ворон шло по мосту, скрывая чёрной толщей всё – за верстой версту.
И так в победном трансе печатали шаги, что мост от резонанса безвременно погиб. Не выдержав, опоры сказали “бре-ке-ке”, и все вороны вскоре барахтались в реке.
Ни баржи, ни парома… Но плыли без труда, поскольку для Вороны намокнуть – не беда. Пример берите, тыщи, ломайте свой режим – купание в жарищу отлично освежит!
Шестая Песнь о Вороне
Одну простую сказку, а может, и не сказку, а может, не простую хотим вам рассказать. Её мы помним с детства, а может, и не с детства, а может, и не помним, но будем вспоминать. (Эдуард Успенский)
Нам помнится, Вороне, а может быть, короне… – но точно не корове! – однажды повезло: ей обломился отдых – минут, наверно, двести, а может быть, и триста, а может – тыща сто.
На мост она взлетела, а может, и взбежала, а может быть, и в речку с разбегу каак бултых! И там она поспать легла, а может, и подрыхнуть, а может, храпака давать без задних без двоих.
А тут Лиса бежала; вернее, не бежала, скорей всего, на цыпочках интеллигентно шла. Ведь ясно, что Вороне был противопоказан любой шум в это время, такие вот дела.
Всем дворникам, собакам, всем страусам, коровам Лиса сказала: “Тише, уймитесь хоть чуть-чуть: Ворона, может, дремлет, а может, почивает.” И даже телевизор ей удалось заткнуть!
И сыр Лиса достала из личных из запасов, подсунула Вороне под голову, мол, плиз!.. Не стоит удивляться, а может, поражаться – была она, наверно, из Магахонских лис!
И сон у той Вороны был длительным и сладким, а может, и волшебным до утренней поры. Потом они с Лисицей сказали тостов двадцать, а может быть, и тридцать – на весь запас камры!
Пятая Песнь о Вороне
Шел прохожий, видит – мост, под мостом ворона мокнет. Взял ворону он за хвост, положил её на мост, пусть ворона сохнет.
Нечасто вороне дают отдохнуть, но здесь неуместно страданье: Вода не изменит воронину суть, Земля не изменит подавно!
Она невредимой меж сцилл и харибд спокойно прошествует мимо. В Огонь её сунешь – и там не сгорит, практически, неопалима!
А в Воздухе птица, как рыба в воде, крылом расстояния рубит… Короче, восславьте её и т.д., используя Медные Трубы!
Четвёртая Песнь о Вороне
Если ворона белая и пушистая – ей пора в солярий и на эпиляцию!
Ехал Грека через реку, видит Грека – в реке вран. Вылез Грека из кареты, смотрит в реку, как баран.
Он не знал доселе горя, беззаботен, родовит… На мосту лежит другой вран – чуть его не задавил.
– Я всегда ловлю здесь раков, а теперь не вижу их… Что у вас тут: мор иль драка, место мёртвых иль живых?
– Не едать те раков в кляре! (Грека бедный спал с лица). Здесь у нас теперь солярий и грязелечебница!
Третья Песнь о Вороне
Вороне где-то бог послал кусочек сыру (И. А. Крылов)
Лежит ли ворона пластом под мостом иль сыром питается вкусным, в потоке событий бурливом, густом порою становится грустно.
Казалось бы – что от вороны за вред? Однако, нет счастия в мире – то с хитрым лицом отбирают обед, то мочат в реке, как в сортире…
Ворона же клясть не привыкла быльё, в узде держит сопли и слюни – лишь в стае никто не обидит её и в око без дела не клюнет.
В едином порыве покинув насест, в воронку небесную канет и будет сильнее всех прочих существ, поддержку найдя в дружном клане!
Вторая Песнь о Вороне
Голодный француз и вороне рад
С просторов России вертаясь с позором, месье Бонапарт отморозил весь нос. Однажды в студёную зимнюю пору он из лесу вышел, был сильный мороз.
Глядит – простирается мост недалече, под ним протекает речушка одна. Хоть жаждой и голодом был искалечен, запомнил название – Березина.
И, плохо расчёсан и слабо надушен, под мост невысокий проворно полез с сачком для охоты на крупных лягушек, которых считал он за деликатес.
Но жабы попрятались на зиму, верно, одна лишь ворона была под мостом и, крылья раскинув немного манерно, навзнИчь отдыхала в наряде простом.
Ну, что ж – на безжабье ворона сгодится… Но не обломилось ему ничего: “Уйди, бусурманин, я – русская птица, не примет меня твой французский живот!”
Первая Песнь о Вороне
Напоследок открою тебе секрет: ворона так и не воскресла. И не думала воскресать. ... Но она все равно никому не позволит брать себя за хвост и перемещать с места на место. И это лучше, чем ничего. (Лойсо Пондохва)
Скажем, ты идёшь, прохожий, на тот берег через мост. Глядь – ворона. Ну и что же? Не хватай её за хвост!
И с ухмылкою на роже не тяни из птицы жил. Ты её здесь клал, быть может, поливал или сушил?
Птица, может быть, устала, может, вовсе инвалид, и затея-то пустая крылья палкой шевелить.
Загорает, так не трогай, не придумывай фигни, а иди своей дорогой, шляпу глубже натяни.
Отлежится толком птица, в небо взмоет на простор… Вот тогда и пригодится головной тебе убор!
Заметки о дуэли в поле: Сэйлор Сью и Captain Jack Harkness встретились в поле, поспорили о том, чьё божество лучше, и плавно перешли к рукоприкладству.
Переписку во время схватки даже стирать жалко - подначивали друг друга больше, чем били. А как еще, спрашивается, было с ним сражаться? Проиграла моя героиня, зато я развлеклась.
Из позитивных: там же, в Годвилле, набрела на сборник поэзии, посвященный Водяной Вороне. Стихи отпадные (в большинстве своем), процитирую здесь, т.к. ссылка на летопись героя без регистрации, кажется, недействительна.
Автора (демиурга) там зовут Гендальф Серый, его герой - Барбара Бри, название гильдии самоочевидное.
Читать с конца.
читать дальшеДвадцать четвертая Песнь о Вороне
Что дует на улице – норд или зюйд? Вороньи глаза, словно фары – её донимает охотничий зуд и гонит вперёд на сафари!
В душе её воет охотничий рог, звучат залихватские кличи – и быстро редеют ряды недотрог, иной зазевавшейся дичи!
Ты прекраснодушие дома оставь, с трофеями-жертвами просто: всех тех, за кем зорко следила с моста, Ворона терзает под мостом!
Подобным азартом шокирован свет: в чём баг или, может быть, фича?.. А есть, между прочим, разумный совет: будь другом ей, а не добычей.
Двадцать третья Песнь о Вороне
Сверчки и цикады поют на мосту простые весёлые песни, и слышно отлично их всем за версту, а может быть, даже за десять.
И вторят лягушки им из-под моста сверх-оптимистическим хором. Ценителям слышится в том красота, возможно, слегка с перебором.
Певцов стороною обходит беда, ряды их не знают урона – защитой надёжной им служит всегда клюв орденоносной Вороны.
Природная благоприятна среда, партнёров хватает и солнца… Быть может, они для кого-то – еда, ну а для Вороны – питомцы!
Двадцать вторая Песнь о Вороне
Когда не придуман был первый закон, чернила равнялись белилам, яйцо пребывало в начале времён, и что-то внутри шевелилось.
Дракон ли предъявит Вселенной свой хвост, и всё задрожит, замирая? Змея ли внедрится под будущий Мост, что станет дугой меж мирами?..
Нет, в этом яичке Ворона была и, клювом скорлупку раскокав, расправив неспешно два чёрных крыла, моргнула всевидящим оком.
У птицы задача с тех пор непроста: кричит она “Будьмо, лехаим!” , когда посещает перила Моста да и под Мостом отдыхает.
Любой, если даже устал, полужив, воспрянет и духом, и телом, ведь вызвалась Вечности верно служить недаром Ворона всецело!
Двадцать первая Песнь о Вороне
Повсеместно лютует зима, стынут мысли в недолгом полёте. Чем наполнили мы закрома, что закусим заначкой солёной?
Увеличился чуточку день. Видя в этом прорыв позитива, нам отнюдь согреваться не лень после знатных свершений спортивных.
Выступая в костюме простом, в полынье закаляться полезно, не примёрзнув ко льду под мостом. Чёрный феникс – не феликс железный.
В этот холод не в минусе мы от январской работы топорной. Расклевав половину зимы, и вторую осилим, бесспоррно!
Двадцатая Песнь о Вороне
Вы тайну узнайте у чёрных дроздов, у тополя тоже спросите – зачем золотишко таскает в гнездо и мочит своё паблисити Ворона упорно, молвы не боясь, со страстью почти ненасытной? Кто установил здесь незримую связь и манкой небесной посыпал?
Ответ будет найден забавен и прост, хоть, может, не с первой попытки – Ворона слагает мифический мост из тщательно пригнанных слитков! Как будет окончен, так блеск за версту ослЕпит окрестные окна; приятно посохнуть на этом мосту, под ним хорошенько помокнув!
Девятнадцатая Песнь о Вороне
Поставлю свой авторитет на зеро, и стих понесётся аллюром: ворона известна блестящим пером и твёрдым до ужаса клювом.
Сомнительный хлам у людского жилья порою её привлекает, но песню слагаю во славу ея, той, что неизменна веками.
А всё потому, что она завсегда на хвори имеет управу – целИт её воздух, врачует вода, колышут лечебные травы.
Сидит ли ворона верхом на мосту, лежит ли беспечно под мОстом, нельзя забывать ей ни про красоту, ни про сверх-здоровье по ГОСТу!
Восемнадцатая Песнь о Вороне
Посвящается предстоящей покраске неба Годвилля в изумрудный цвет
Охватил предполётный азарт, где тут вёсла небесной пироги? Хвост расправить и крылья – на старт, вниз уходят мосты и дороги!
Задираются головы и шапки долу летят удивлённо, озирает владенья свои с высоты Водяная Ворона.
Ни от пряников, ни от плетей не завися страстям на потребу, ей чертовски приятно лететь в изумрудном сверкающем небе!
Принимай же от верных друзей ворох искренних, тёплых грац-грацев, раз сумела им сделать презент и в любимый цвет небо раскрасить!
(рейс Копенгаген – Киев, высота 11500 м)
Семнадцатая Песнь о Вороне
Два орла по небу рыщут, как торговцы по мосту, позабыв о сне и пище, набирая высоту.
То второй, то первый выше, горизонта дальше грань… Вдруг орлам сорвало крышу – сбоку смотрит чёрный вран.
Жмут могучими плечами, клювы завистью свело… Им ворона отвечает, груз пристроив под крыло:
“Чужды мне и сплин, и снулость, но плюю я на “успех” и ни с кем не соревнуюсь, а лечу разбить орех!”
Шестнадцатая Песнь о Вороне
Также посвящается середине осени
Ещё не завыли метели, и не покосился плетень, но птицы на юг улетели все те, кто хотел улететь.
Герои, вернее, геройки здесь пёрышки чистят свои – остались вороны, да сойки, да голуби, да воробьи.
Но кто церемонится с ними? Лишь вьюга споёт “I love you”, как даже гордячки лесные прижмутся к людскому жилью.
И только воронам всё пофиг. Они, не теряя лица, как истинно-чёрные профи, шныряют, где вздумается.
И завтра с развесистой кроны, заядлый и стойкий фрондёр, задумчиво каркнет ворона о том, что и это пройдёт.
Пятнадцатая Песнь о Вороне
С доисторической поры незримой связанные цепью, кругом вращаются миры с какой-то целью иль бесцельно.
Стремятся реки впасть моря, и берега мосты сплетают, а на мосту, зрачком горя, сидит Ворона непростая.
И в трансе очень непростом для клюва остроты и зренья порою даже под мостом своё полощет оперенье.
И смотрит, смотрит на Луну с увеличением стократным, где чётко видит Мышь одну, что прогрызает новый кратер.
Когда ж отвалится кусок, и лунный сыр на землю прянет, Ворона совершит бросок и не упустит этот пряник!
Четырнадцатая Песнь о Вороне
Гордо реет буревестник, глупый пингвин робко прячет, а вороне интересней как-то действовать иначе.
То на мост она залезет над седой равниной речки, то, сославшись на болезни, под мостом усталость лечит.
Земноводные и рыбы в страхе и недоуменье – предсказать едва ль смогли бы той вороны поведенье!
То взовьётся чёрной чайкой, то мчит вниз, как на ракете… Рандом функции случайной круче всех на этом свете!
Тринадцатая Песнь о Вороне
Светает нескромно, и прячутся звёзды. Чернеют на кронах лохматые гнёзда.
Как кляксы на белом, они расцветают, но всё ж не пределы вороньих мечтаний.
Иные вороны и днем, да и ночью вселиться в хоромы, естественно, хочут.
Ведь очень неплохо, дают крест на пузе, в солярии сохнуть и мокнуть в джакузи.
Товарки ж им: “Твари, верней, люби друзи, нам солнце – солярий и дождь нам – джакузи!”
Двенадцатая Песнь о Вороне
Ждут ночью во сне то кошмары, то рай, возможности дрёмы огромны. Как бабочке снится порой самурай, так снится Лисица Вороне.
Усы, и клыки, и метлой рыжий хвост, и шерсть вместо глянцевых перьев… Но есть всё равно восхожденье на мост в любой из бесчисленных серий.
Ты зверь или птица – да в этом ли суть? Кто снится кому – не распутать. Но есть место силы, и ноги несут на всех измерений распутье.
Избегнуть ловушек и в ауре дыр, от башен уйти и колодцев – и метафизический призрачный сыр реальным тогда обернётся!
Одиннадцатая Песнь о Вороне
(философско-лирическая)
Чем жизнь обернётся – победой, бедой – не ясно. Где правды мерило? Сидит, наблюдая туман над водой, ворона на мокрых перилах.
А после, едва заалеет восток, и звёзды построятся по три, ворона тихонько лежит под мостом, в своё отражение смотрит.
Что видит она в шевелении волн, в игре переменчивых бликов? Рыбацкие снасти, корова и холм, и мельницы сруб невеликий…
Шуршит, не спеша, мироздания том, потери суля и подарки… Что выпадет? Мы не узнаем о том, пока во всё горло не каркнет!
Десятая Песнь о Вороне
Мозаикой слов создаю я панно о сохнуще-мокнущей птице. Покоя не знает Ворона давно, движение не прекратится.
И этот сакральный процесс – не фигня, воспеть его лестно поэту. Не всякий прохожий сумеет понять премудрую двойственность эту.
Иные зациклены на “хорошо”, другие не меньше – на “плохо”. Ворона ж стремится всегда всей душой не быть “однобокой” и “лохом”.
Кто истину ищет в сраженьях лихих, кто – у заливного корыта, а птице, что вечно на стыке стихий, гармония мира открыта.
На запах камры неофиты – гуртом, для Ордена нет посторонних. Естественно, не удивительно то, что всё популярней Ворона!
Вива, Годвилль!
Я, друзья мои, радуюсь очень и сияю с ушей до кормы, ведь такого завёл тамагочи, что не надобно даже кормить.
Между тем, он донельзя прикольный, замечательно радует глаз. Я гляжу со своей колокольни и имею частичную власть.
Мириады потешных созданий наблюдаю, почти не ревнив… Он без устали монстров бодает и ведёт скрупулёзно дневник.
К бестолковости склонен и хрени, к пьянству, лености и мятежу, но отправлю его на арену и пранически там поддержу.
Если в схватках приходится жарко, и соперники трут в порошок, я могу сверху молнией шваркнуть или сделать ему хорошо.
Можно гласом призвать к обороне или гаркнуть, мол, землю копай, но, скорее всего, проворонит все советы аблотус тупай…
Потому что он – сами с усами, не боится ни битв, ни чудес и идёт по земле, как Сусанин, пробухавший свою GPS.
А потом, как слегка забуреет, может, влезет в какой Пантеон или в гильдии душу согреет, где собрались такие, как он.
Я могу не смотреть за героем – потихоньку и днём и в ночи всё равно в мою честь храм он строит, золотые копя кирпичи…
Не нужны здесь ни время, ни подвиг. Отряхните усталость и пыль, приходите и вы в славный ГОдвилль, уморительный ждёт вас ГодвИлль!
Девятая Песнь о Вороне
На пляж городской я недавно пошёл, где всё населенье потело. Брюнетка младая взобралась на мол и там загорала всем телом.
Купальное было прозрачно бельё, изящны ключицы и пятки. Треть пляжа смотрела в упор на неё, а все остальные – украдкой.
Любое движенье – экстаз и сюрприз, и приступ болезни кессонной… Брюнетка то молнией бросится вниз, то снова на солнышке сохнет.
То сохнет, то мокнет, то наоборот, уже голова как хмельная… А ну, угадайте (без лишних острот) – что мне это напоминало?!
Восьмая Песнь о Вороне
Бывают, девочка, и просто сны. (Зигмунд Фрай)
Едва смогла на мост взобраться ворона, гордо спинку выгнув, учёный мир в соплях и трансе не знает, как понять энигму.
Иметь ответ хотят нескромно, сильнее, чем барбос сосиску – что значит дуализм вороний, к чему ведёт подобный дискурс?
Какие тайны мирозданья здесь инь и ян переплетают, какие бездны обуздали те разной влажности хвостами?..
И я отвечу посторонним, конкретно проявив решимость: да просто мокрая ворона решила малость просушиться!
Седьмая Песнь о Вороне
Кирпично-поперечный, на совесть в дно зарыт, стоял мост по-над речкой с мифической поры. Такой былинно-длинный – имея два крыла, всего до середины птичь долететь могла.
А дальше пешим ходом шли долго до конца вороны, и удоды, и прочая птицА. Но с каждым днём всё больше ворон шло по мосту, скрывая чёрной толщей всё – за верстой версту.
И так в победном трансе печатали шаги, что мост от резонанса безвременно погиб. Не выдержав, опоры сказали “бре-ке-ке”, и все вороны вскоре барахтались в реке.
Ни баржи, ни парома… Но плыли без труда, поскольку для Вороны намокнуть – не беда. Пример берите, тыщи, ломайте свой режим – купание в жарищу отлично освежит!
Шестая Песнь о Вороне
Одну простую сказку, а может, и не сказку, а может, не простую хотим вам рассказать. Её мы помним с детства, а может, и не с детства, а может, и не помним, но будем вспоминать. (Эдуард Успенский)
Нам помнится, Вороне, а может быть, короне… – но точно не корове! – однажды повезло: ей обломился отдых – минут, наверно, двести, а может быть, и триста, а может – тыща сто.
На мост она взлетела, а может, и взбежала, а может быть, и в речку с разбегу каак бултых! И там она поспать легла, а может, и подрыхнуть, а может, храпака давать без задних без двоих.
А тут Лиса бежала; вернее, не бежала, скорей всего, на цыпочках интеллигентно шла. Ведь ясно, что Вороне был противопоказан любой шум в это время, такие вот дела.
Всем дворникам, собакам, всем страусам, коровам Лиса сказала: “Тише, уймитесь хоть чуть-чуть: Ворона, может, дремлет, а может, почивает.” И даже телевизор ей удалось заткнуть!
И сыр Лиса достала из личных из запасов, подсунула Вороне под голову, мол, плиз!.. Не стоит удивляться, а может, поражаться – была она, наверно, из Магахонских лис!
И сон у той Вороны был длительным и сладким, а может, и волшебным до утренней поры. Потом они с Лисицей сказали тостов двадцать, а может быть, и тридцать – на весь запас камры!
Пятая Песнь о Вороне
Шел прохожий, видит – мост, под мостом ворона мокнет. Взял ворону он за хвост, положил её на мост, пусть ворона сохнет.
Нечасто вороне дают отдохнуть, но здесь неуместно страданье: Вода не изменит воронину суть, Земля не изменит подавно!
Она невредимой меж сцилл и харибд спокойно прошествует мимо. В Огонь её сунешь – и там не сгорит, практически, неопалима!
А в Воздухе птица, как рыба в воде, крылом расстояния рубит… Короче, восславьте её и т.д., используя Медные Трубы!
Четвёртая Песнь о Вороне
Если ворона белая и пушистая – ей пора в солярий и на эпиляцию!
Ехал Грека через реку, видит Грека – в реке вран. Вылез Грека из кареты, смотрит в реку, как баран.
Он не знал доселе горя, беззаботен, родовит… На мосту лежит другой вран – чуть его не задавил.
– Я всегда ловлю здесь раков, а теперь не вижу их… Что у вас тут: мор иль драка, место мёртвых иль живых?
– Не едать те раков в кляре! (Грека бедный спал с лица). Здесь у нас теперь солярий и грязелечебница!
Третья Песнь о Вороне
Вороне где-то бог послал кусочек сыру (И. А. Крылов)
Лежит ли ворона пластом под мостом иль сыром питается вкусным, в потоке событий бурливом, густом порою становится грустно.
Казалось бы – что от вороны за вред? Однако, нет счастия в мире – то с хитрым лицом отбирают обед, то мочат в реке, как в сортире…
Ворона же клясть не привыкла быльё, в узде держит сопли и слюни – лишь в стае никто не обидит её и в око без дела не клюнет.
В едином порыве покинув насест, в воронку небесную канет и будет сильнее всех прочих существ, поддержку найдя в дружном клане!
Вторая Песнь о Вороне
Голодный француз и вороне рад
С просторов России вертаясь с позором, месье Бонапарт отморозил весь нос. Однажды в студёную зимнюю пору он из лесу вышел, был сильный мороз.
Глядит – простирается мост недалече, под ним протекает речушка одна. Хоть жаждой и голодом был искалечен, запомнил название – Березина.
И, плохо расчёсан и слабо надушен, под мост невысокий проворно полез с сачком для охоты на крупных лягушек, которых считал он за деликатес.
Но жабы попрятались на зиму, верно, одна лишь ворона была под мостом и, крылья раскинув немного манерно, навзнИчь отдыхала в наряде простом.
Ну, что ж – на безжабье ворона сгодится… Но не обломилось ему ничего: “Уйди, бусурманин, я – русская птица, не примет меня твой французский живот!”
Первая Песнь о Вороне
Напоследок открою тебе секрет: ворона так и не воскресла. И не думала воскресать. ... Но она все равно никому не позволит брать себя за хвост и перемещать с места на место. И это лучше, чем ничего. (Лойсо Пондохва)
Скажем, ты идёшь, прохожий, на тот берег через мост. Глядь – ворона. Ну и что же? Не хватай её за хвост!
И с ухмылкою на роже не тяни из птицы жил. Ты её здесь клал, быть может, поливал или сушил?
Птица, может быть, устала, может, вовсе инвалид, и затея-то пустая крылья палкой шевелить.
Загорает, так не трогай, не придумывай фигни, а иди своей дорогой, шляпу глубже натяни.
Отлежится толком птица, в небо взмоет на простор… Вот тогда и пригодится головной тебе убор!
-
-
25.05.2011 в 19:29-
-
25.05.2011 в 20:53-
-
25.05.2011 в 20:58Это прекрасно
-
-
25.05.2011 в 21:41Sharlotta-Elburn, yako-kaede В основном для вас и постилось, незабвенные! Еще Чешире, думаю, тоже понравится. Она сама пишет классные стихи, чем-то напомнило ее творчество.
Господи, они, эти стишки про Ворону, такие классные, что вмиг заучиваются наизусть.